Коллектив авторов - Осторожно, писатели! [сборник]
— С собой? Или стакан с закусью?
— О чём это Вы? — опешил Федя.
— Пить будешь? — грозно выдавила из себя киоскерша.
— Нет! — конкретно обозначил свое отношение к спиртному Федя.
— А чего… по мозгам ездишь… как на трамвае? — на остатке выдоха прошипела киоскёрша.
— Я, собственно, о трамвае и пытаюсь спросить.
— У меня не трамвайный парк! — в глазах киоскёрши начали разгораться какие‑то пугающие искры.
— Одно скажите, почему трамвая так долго нет? — заумолял Федя.
— Не ходят они…
— Как так?! — Федя оглянулся на остановку, где в грозной позе Пилата, выносившего приговор, стоял его директор.
— Ремонт… Там на столбе объявление… — киоскёрша, поняв наконец, что Федя ничего покупать не хочет, вытолкнула его голову из окошка и опустила металлическую шторку.
— Что?! — лицо директора напомнило Феде помидор‑малиновку, что жена с парой кусочков хлеба завернула ему на обед. Только, тут могли пообедать им самим.
— Сыщик хренов! Объявления он, видите ли, не заметил! Теперь до автобусной остановки минимум километр топать!
Федя развёл в стороны свои предательски дрожавшие руки, указывая на то, что прошляпил, но всё осознал. При этом голова его как‑то неприятно вжалась в плечи, окончательно обнулив и без того короткую шею.
— А сколько мы с неё гонорарчику получим? — осмелился задавать вопросы Федя, когда успешно разместил директора на освободившемся сиденье. — Я сейчас прокатываю те деньги, что жена мне на хлеб и молоко для семьи выдала. Что, по‑Вашему, домой принесу?
— Не волнуйся, — уверенно успокоил его директор. — Сколько, думаешь, коза стоить может? Тысяч пять? Загибаешь! Три, наверное… За её возврат тысчонку востребовать можно. Купишь ты сегодня не только хлеб с молоком! — после последней фразы губы директора расплылись в улыбке инквизитора, отложившего решение о казни.
Федя радостно вздохнул и представил себе удивлённое лицо жены, когда он выложит перед ней рядом с хлебом и молоком пакет варёных сосисок. «Ты говорила, что я у тебя на шее прочно обосновался? Видишь, как дела повернулись. Первый гонорар! Отметим?» — так мысленно беседовал он с женой, пока автобус достигал нужной остановки.
— Выходим! — вырвал Федю из мира иллюзий голос директора. — Какой номер дома?
— Это — шестнадцатый.
— Тот, который нам нужен!
— Девяносто шестой…
Директор застонал и выдохнул с горечью:
— Мы когда туда доберемся, до этой чёртовой козы?
— Теперь уже скоро, — поспешил успокоить Федя, пропустив директора вперёд и следуя за ним в шлейфе пыли, поднятой ботинками директора на видавшей виды поселковой дороге. Всё выглядело мелочью по сравнению с тем эффектом, которым он сегодня ошеломит жену.
— Пришли, — вынырнул Федя из‑за спины директора, вытирая носовым платком покрытое потом лицо, от чего его кожа приняла вид пятнистого загара. Хозяйка! Вызывали?!
Вышедшая из калитки женщина грозно смотрела на них, уперев руки в упитанные бока.
— И где это вас битых три часа носило?! Сыщики! Вас только за смертью посылать.
Мужчины стойко проглотили её оскорбительное высказывание.
— Вы нас, конечно, извините за некоторую задержку… — начал подключать дипломатию директор.
Но женщина осталась равнодушна к этому приёму.
— Некоторую?! Да пока вы сюда явиться изволили, моя Манька сама домой прибежала, — и женщина расхохоталась с таким удовольствием, словно смеяться ей до того вообще не было дозволено.
— Как — вернулась? — лицо директора стало бледнее его застиранной кремовой рубашки.
— На четырёх копытах.
— А вызов как?
— Я помощь приглашала, а не гостей. Чайком могу угостить из уважения за попытку помощь оказать. Попьёте чайку. У меня и пирожки имеются. С вареньем.
— Хоть чаю, — зашептал Федя на ухо директору. — Соглашайтесь…
Александр Мецгер, Краснодарский Край
Бес попутал
Случилось это всё, как сейчас помню, на хуторе Большие Лапти. Население хутора в то время было небольшое, тысяч двадцать пять, если считать вместе с курами, воробьями, комарами да мухами. Жили дружно, считай, что все друг другу роднёй доводились, и поэтому делить‑то между собой им особо и нечего было. Ну, разве что иногда, после выпивки, припомнит кто кому прежние обиды да оглоблей погоняет по хутору. А выпить на хуторе любили все, и без этого редкий день обходился. Ну а вечером сам Бог велел, так что скучать по вечерам некогда было. И никакой телевизор им даром не нужен был, да и в электричестве хуторяне не нуждались, потому и детей в семьях помногу было. Так и жили. На работу — как на праздник, так что, почитай, каждый день праздником был. И надо ж такому случиться, что на этот сложившийся уклад посыпались странные происшествия, взбудоражившие всё население хутора.
Никто не мог понять, с чего всё это началось, кроме деда Панаса, который молчал, как рыба. Ничего этого могло бы и не быть, если бы у Панаса козёл не объелся гущи с бражки и не сдох. Потеря была невосполнима, хотя козёл частенько загонял деда то на забор, то на дерево. Но стоило хозяину налить козлу браги, как он становился дружелюбным и ласковым.
Похоронить своего любимца Панас решил по‑христиански, на старом кладбище, но тайком от соседей. Мало ли что? Не дай Бог, узнают, ещё и выволочку дадут. А если баба Кулемиха проведает, так она и побить может. Никак не простит Панасу, что не женился на ней когда‑то, вот и мстит. А куда было жениться, если она на две головы выше и в три раза толще Панаса была? Не пара, а смех! Так и осталась Кулемиха соломенной вдовой, обвинив в своей неудачной жизни бедного Панаса.
И вот, дождавшись ночи, притянул Панас козла на кладбище и стал копать ему могилу. Долго рыл, года‑то уже не те, и вдруг лопата упёрлась во что‑то твёрдое. Полез Панас в яму, начал землю руками разгребать (не на гроб ли случайно наткнулся?) и раскопал сундук, обитый по углам железом.
«Клад», — мелькнула у него мысль.
Никогда в жизни дед так не радовался, как в эти минуты. Он даже сплясал на крышке сундука. Наконец, угомонившись, он стал лопатой сбивать с крышки старый висячий замок. После нескольких неудачных попыток замок слетел, и Панас с замиранием сердца открыл крышку сундука.
— Привет, — проговорил выпрыгнувший из сундука бесёнок и примостился на краю крышки.
От неожиданности дед Панас выскочил из ямы, но поскользнулся на свежевырытой земле и вновь скатился вниз.
— Ну что ты прыгаешь? — постарался его успокоить бесёнок. — Чертей никогда не видал?
Дед стал запоздало креститься, приговаривая:
— Чур меня! Чур меня!
— Да не бойся ты, — усмехнулся бес. — За своё освобождение должен я исполнять любые твои желания до последних твоих дней. Так что привыкай ко мне. А чтоб не пугать народ, приму‑ка я облик твоего козла.
Панас в изумлении увидел, как зашевелился околевший козёл. Он приподнял голову и кивнул деду:
— Ну, что сидишь? Пошли домой!
Дед вылез из ямы и на трясущихся ногах послушно поплёлся за козлом. Уже подходя к дому, Панас вдруг услышал, как из‑за плетня напротив громко закричала Кулемиха.
— Эй, ты, обмылок! Куда это ты со своим козлом ночами ходишь? Не за капустой ли на чужие грядки?
— Чтоб у тебя язык отсох, — в сердцах воскликнул дед, и, к его удивлению, Кулемиха замолчала.
— Твоё желание исполнено, — проговорил козёл.
Панас посмотрел на Кулемиху и увидел, как она с выпученными глазами машет руками и что‑то пытается выкрикнуть, но кроме хрюканья у неё ничего не получается.
Всё ещё не осознав до конца случившееся, дед, как в тумане, добрёл до дома и лёг спать.
Проснулся он только к обеду и сразу стал вспоминать ночное происшествие. «Приснится же такое!» — подумал он и выглянул в окно. Всё было как обычно, не считая того, что козёл лежал на траве и с удовольствием курил, пуская кольца дыма.
— Ну что, выспался? — спросил он.
«Значит, не приснилось, — мелькнула у Панаса мысль. — Может быть, к батюшке в церковь сходить? Хотя после того, как я обозвал матушку жирной коровой, он точно не поможет».
— Не поможет, — подтвердил козёл. — Он тебя в тот же день отлучил от церкви.
Дед Панас с ужасом заметил, что размышляет вслух.
— Слушай, ну отстань ты от меня, — умоляюще обратился он к нечистому.
— Идиот, — возмутился бес, — я начинаю понимать тех баб, которые говорят, что сотрясение мозга тебе не грозит. Я пытаюсь тебе втолковать, что кроме выполнения твоих желаний мне ничего не нужно.
— Правда? — с облегчением спросил старик.
— Конечно, — подтвердил бес. — Ты слышал, чтобы черти кого‑нибудь обманули? Нет? Вот и я такой же. Так что живи себе, как жил.
Но жить как прежде Панасу было уже не суждено.
